пиноккио

Черный парус"
Черный парус или как стал любителем охоты на уток

Много воды утекло с тех пор, как один из вечеров осенней охоты круто изменил мое отношение к охоте на водоплавающую дичь, на уток.
Я большой любитель последить за зайцем, поохотиться с манком на рябчика, на утиной охоте посидеть в скрадке на касоча. Я уделял очень мало времени этому занятию, занимался по случаю.
Мне уже 61 год, из которых 38 лет охотничего стажа. Много всяких охот удерживает моя память, а события того вечера врезались в мою память как будто вчера, хотя это произошло 36 лет назад.
В тот год стояла изумительно теплая и сухая осень, исключительно благоприятные погодные условия предшествовали цветению поздних цветов и болотных трав. В эти прелестные вечера ласковый, чуть струящийся ветерок перемешивал все осенние запахи уходящей осени. И это совершенство природной парфюмерии дурманило голову и сознание, хотелось дышать и дышать этой ароматной прелестью. В один из таких вечеров я был приглашен на вечернюю зарю, на охоту на уток. Наверное, многие знают или слышали о тех местах, где мне приходилось охотиться, это п. Посевная. Красивое место, особенно осенью, множество озер, красивые березовые леса, ровные поляны, покрытые буйной травяной растительностью и густым кустарником (совершенным природным укрытием для зайцев).
Часа в три вечера, собрав нехитрый скарб (котелок, продукты) и взяв ружья и патроны, мы двинулись в путь к одному из лесных озер.
Дорога была не очень долгой, да и за разговорами путь становится короче. Уже часа через полтора мы были на месте. Это было довольно большое озеро, почти со всех сторон заросшее камышом и кустарником. Только самая дальняя сторона от дороги, ближняя к лесу, была ровной и на ней полностью отсутствовала растительность.
Нас было трое и построить три скрадки нам не составило особого труда. Вскипятили чай, поджарили на ивовых прутьях сало, вкусно поужинали.
Часов в шесть началось движение уток. Мои соратники часто стреляли по пролетающим уткам и их радостные возгласы частенько оповещали меня об их попаданиях. А мне как-то не везло, досадные промахи, промедления и прочие огрехи не дали мне возможности ощутить в своих руках тепло добытой дичи.
Темнело, заканчивался лёт уток. Выстрелы моих друзей звучали все реже и реже.
Мы вышли из скрадков и направились в дальний (чистый) конец озера, упирающегося своей узкой частью в лесной массив. Начинающиеся легкие сумерки притеняли противоположный край берега озера. На глади озера не было ни одной утки. Мои товарищи шли впереди меня и горячо обсуждали прошедшую охоту. Внезапно боковым зрением я увидел летящую со стороны леса прямо параллельно нам, утку. Она уже пролетала у нас за спиной и мои товарищи ее видеть не могли. Руки машинально вскинули ружье, какое там упреждение, какие правила стрельбы, в голове была только одна мысль – успеть.
Выстрел … и я вижу, как сбитая мной птица, ломая красивую линию полета, падает на темную гладь озера. В предсмертной агонии, она, подняв крыло, похожее на черный парус сказочной яхты, кружит на одном месте. «Черный парус» на фоне угасающего заката завораживающее зрелище.
Меня поздравляли мои друзья-охотники с удачным, красивым выстрелом, а я все никак не мог успокоиться. Перед моими глазами все мелькала сбитая мною птица, радость удачного выстрела и какого-то дикого восторга. И что-то тогда в моем отношении к утиной охоте изменилось: не радость добычи, нет, а что-то другое.
Очень много лет прошло с тех пор, а я и сейчас, как будто это было вчера, вижу этот «черный парус» на фоне угасающего красно-черного заката.

пиноккио

Длинна и морозна русская зима. Непривычному человеку она кажется бесконечной. В отдалённых крестьянских хозяйствах, заметённых по самые крыши сугробами, жизнь, если не прекращается, то замирает, переходит в другую фазу, подобную зимней спячке. Крестьянин ведь всегда готов встретить зиму. Она не является для него неожиданностью, даже самая суровая и многоснежная.

Охотники, в основной массе своей, тоже зимой бездействуют. Редко кто, облачившись в маскхалат, выйдет потропить зайчишку или попробовать лисичку заполевать с подхода. Только промысловики на посту: пушнину добывают - это работа. Но уже в марте дни становятся длиннее, яркое весеннее солнышко подтачивает барханы сугробов. Не успеешь оглянуться, грачи важно ходят по оттаявшим обочинам дорог, выискивая скудное пропитание. Эти не ошибутся: значит, скоро по-настоящему пригреет. Охотники тоже оживают. Прислушиваются к звонким весенним трелям синиц, жадно втягивают трепещущими ноздрями воздух с едва различимым запахом набухающих почек -дожили, слава богу...

Ну кто из охотников откажет себе в удовольствии встретить очередную весну природы и жизни своей на охоте? И не столь важна добыча на короткой весенней охоте - этим семью не накормишь. Трудно объяснить далёким от охоты людям, зачем мы стремимся в лес, оживающий после зимней спячки. Тащим рюкзаки неподъёмные, утопая в грязи по раскисшим дорогам российским, мокнем под дождём, забираемся неведомо куда, подальше от толпы надоевшей. Чтобы постоять на зорьке в тишине, от которой в ушах звенит, проводить или встретить светило вместе с обитателями лесными. И, может быть, так ни разу и не стрельнув, счастливому вернуться домой, исполненному готовности ещё год ждать следующей весны...

Но есть одна охота весенняя, где охотнику приходится проявить выдержку, терпение и знать физиологические особенности птицы, обитательницы российских лесов.

Глухарь - самый крупный представитель куриных птиц в наших ле-сах, самцы достигают 5 килограммов веса. Хотя среди охотников, особенно из российской глубинки, у***** ходят рассказы о петухах размером с доброго индюка и прочие небылицы о размножении и образе жизни этой реликтовой птицы.

Это и один из древнейших представителей фауны, сохранившийся с третичного периода. Основной пищей глухаря в снежный период служит хвоя сосны и сибирского кедра, что придаёт мясу глухаря, добытого на току, своеобразный хвойный запах, который не всем нравится, а избавиться от него вымачиванием довольно проблематично.

Уже в марте, в ясные тихие зори, петухи вылетают на место тока. С самыми первыми признаками зари, когда восток едва алеет, а в лесу практически темно, глухарь заводит свою нехитрую, для несведущего человека вовсе не слышную песню, которая приводит охотника в трепет и слаще для его слуха, нежели самые переливистые трели соловьиные. Чем ток глухариный менее посещаем человеком, труднодоступнее, тем уверенней и свободней чувствуют себя глухари.

Растоковавшиеся петухи спускаются на землю, ходят по уплотнившемуся снегу или насту, продолжая всё более азартно токовать. В это время они распускают крылья, принимая своеобразную токовую позу, и чертят маховыми перьями, оставляя на снегу полосы. По этим набродам и "чертежам" охотники находят либо уточняют место тока. Наряду с поющими петухами, к месту тока вылетают молчуны - молодые петухи. Они либо просто наблюдают за всем происходящим, либо пытаются петь, издавая хриплые звуки, абсолютно не похожие на токование. Начинают токовать глухари с самыми первыми признаками весны, а заканчивают, когда лист на берёзе достигает размера ногтя на большом пальце руки. Пик активности приходится на дружное таяние снегового покрова. Именно в это время на току появляются глухарки (охотники называют их копалухами, а петухов - мошниками). Петухи охотнее спускаются на землю, где дерутся с соперниками и спариваются с глухарками. Весеннее половодье, превращающее даже небольшие ручьи в бурные потоки, служит естественной преградой, оберегающей тока.

Охота на глухарином току - излюбленная среди русских охотников. По красоте, яркости и полноте переживаний и впечатлений она стоит на одном из первых мест среди охот по перу.

Охотники, проживающие в небольших посёлках или на лесоучастках, как правило, хорошо знают места глухариных токов в окрестных угодьях. Часто, током, не известным другим охотникам, пользуется в течение многих лет узкий круг родственников -это так называемые "семейные" тока. Из посторонних на них могут бывать только хорошо знакомые или близкие люди. Если глухариный ток общеизвестен и находится недалеко от посёлка, численность токующих петухов будет минимальной. Из-за постоянного беспокойства поют они очень осторожно, часто обрывая песню, оглядываясь и прислушиваясь. На заповедные тока, даже в европейской России, могут собираться до 20 и даже 50 петухов. Они могут занимать большую площадь, постоянно численно увеличиваясь за счёт молодняка. Либо растянуться на несколько километров по удобной сосновой гриве среди ягодных болот.

Кроме общеизвестных токов, в хвойных, чаще сосновых, лесах, как правило, граничащих с моховыми, заболоченными участками, на севере европейской части России встречаются осиновые тока, где петухи поют на крупных перестойных осинах. Охотиться на них сложнее, потому что лиственный лес ранней весной хорошо просматривается и глухарь легко замечает охотника.

Песня глухаря состоит из двух колен, теканья и похожей на скрежет или скрип заключительной части, продолжительность которой не превышает двух-трёх секунд.

Пение любой птицы, даже воробья, очень трудно передать механическими или бытовыми звуками. Мне кажется, что первая часть глухариной песни больше всего похожа на стук капели о дно перевёрнутой консервной банки. Вторая, заключительная часть, во время которой глухарь ничего не слышит, напоминает скрежет ножа о сковородку. Обычно под песню охотник успевает сделать два, максимум три, шага. Лучше всего подходить к глухарю в темноте или предрассветных сумерках. Чем светлее в лесу становится, тем меньше ваши шансы добыть птицу. Заметив охотника, глухарь надолго прекращает токовать и, чаще всего, улетает.

Активность петухов на току зависит от погодных условий. Лучше всего тихая солнечная погода, утренний заморозок глухарям не помеха. Неплохо поют глухари в пасмурную безветренную погоду, даже если накрапывает мелкий дождь. Иногда, казалось бы беспричинно, в хорошую, по мнению охотника, погоду, глухари токуют очень слабо, либо вообще сидят молча, наблюдая восход светила. Обычно это бывает перед затяжным ненастьем.

Как правило, опытные охотники выходят на ток вечером. Перед наступлением темноты располагаются, по возможности, ближе к центру тока, на подслух. В сумерках токовики начинают слетаться. Охотник по громкому хлопанью крыльев во время посадки петуха на дерево определяет их количество, одновременно засекая места посадок.

Покидают ток в полной темноте, без лишнего шума, чтобы не вспугнуть осторожных птиц. Бывает, что петухи приходят на ток пешком, устраиваясь на ночёвку на земле, под ёлочкой. Чем больше ток и кучнее расположены петухи, тем труднее подойти к глухарю. Мешают и молчуны, слетевшие с дерева в самый неподходящий момент. Охотник должен внимательно наблюдать за соседними деревьями, и если молчун оказался на его пути, стрелять по нему. Глухарки, вылетевшие на ток, тоже предупреждают петухов своим хлопотливым коканьем.

Расстояние, с которого охотник может услышать токование глухаря, зависит от индивидуальных особенностей человека и погодных условий. Максимально мне удавалось услышать токование глухаря почти с двухсот метров. Причём напарник, с которым мы какое-то время подходили вместе, ещё долго не слышал песни. Как только забрезжит рассвет, весенний лес наполняется птичьим пением, что тоже мешает услышать глухаря.

Оптимален вариант, когда охотник после вечернего подслуха коротает ночь у костерка, в некотором отдалении от тока. Перед рассветом, в полной темноте, он должен быть уже на месте. Дождавшись начала токования, занять удобную позицию под деревом, на котором токует петух. Как только видимость будет позволять, произвести прицельный выстрел и добыть глухаря. Либо насладившись песней древнейшей птицы, подумать о жизни и возвращаться домой.

Обычно на току используют дробь не мельче первого номера. В левый ствол, если вы охотитесь с двуствольным ружьём, можно зарядить два или три нуля, что позволит сделать дальний выстрел. Глухарь в весеннем плотном пере крепок на рану, а стрелять чаще приходится его в бок. Бывает, что на глухариных токах происходят довольно комичные случаи и неожиданные встречи. Так, однажды я нос к носу столкнулся с медведем, которого талая вода выжила из берлоги, когда в лесу ещё было полно снега. Видно, Топтыгин тоже хотел полакомиться глухарятинкой. Получилось, что мы испортили друг другу охоту и ни с чем разошлись в разные стороны.

пиноккио

КУМАОНСКИЕ ЛЮДОЕДЫ > Чампаватский людоед


Я был на охоте в Малани с Эдди Наульсом, когда впервые услышал о тигре, впоследствии получившем официальное наименование чампаватского людоеда. Эдди, которого долго еще будут вспоминать в нашей провинции как охотника "par excellence" и автора неиссякаемого запаса охотничьих рассказов, был одним из немногочисленных счастливцев, которым всегда везет в жизни. Ружье его было несравненным по точности и силе боя; один из его братьев слыл первым ружейным стрелком в Индии, второй - лучшим игроком в теннис в индийской армии.

Поэтому, когда Эдди сказал мне, что его молочный брат, "лучший шикари в мире", был командирован правительством, чтобы застрелить чампаватского людоеда, я был совершенно уверен, что деятельности людоеда будет скоро положен конец.

По каким-то непонятным причинам тигр все же не был убит и доставлял много хлопот еще четыре года спустя, во время моего посещения Найни-Тал. Были назначены премии, посланы шикари и даже команды гурков из гарнизона в Алмора.

Несмотря на все эти меры, число человеческих жертв продолжало возрастать. Тигрица (впоследствии выяснилось, что это была именно тигрица) появилась в Кумаоне из Непала уже вполне сложившимся людоедом. Оттуда ее прогнал целый отряд непальцев, после того как она унесла 200 человеческих жизней. В течение четырех лет в Кумаоне она добавила к этому числу еще 234 человека.

Так обстояли дела вскоре после моего приезда в Найни-Тал, где я встретил Бертауда. Бертауд был тогда заместителем уездного комиссара и пользовался всеобщей любовью и уважением. Поэтому неудивительно, что когда он сообщил мне о с****е, внушаемом людоедом населению уезда, и о той тревоге, которую ему причиняли сложившиеся обстоятельства, я обещал выехать в Чампават немедленно после его сообщения о новой человеческой жертве.

Я поставил при этом два условия: отмену премии и удаление шикари и алморских солдат. Мотивы этих условий в сущности не требуют объяснения, так как всякий охотник поймет мое нежелание быть причисленным к категории охотников за премией и, так же как и я, не хочет быть случайно застреленным. Условия мои были приняты: неделю спустя рано утром Бертауд посетил меня и сообщил, что гонцы-скороходы принесли ему ночью известие о том, что тигр убил женщину в Пали, деревне между Деби-Дхура и Дунаг-хатом.

Рассчитывая на кратковременное пребывание там, я нанял шесть человек, которые должны были нести мой багаж и снаряжение. Выступив после завтрака, мы в первый день прошли семнадцатимильный путь до Джари. Позавтракав следующим утром в Морнаула, мы заночевали в Деби-Дхура и прибыли в Пали на следующий вечер, через пять дней после гибели женщины. Население деревни, примерно пятьдесят человек мужчин, женщин и детей, было объято ужасом. Хотя солнце стояло еще высоко, я застал всех жителей в домах за прочно закрытыми дверями. Только после того, как мои люди развели костер, и я сел выпить кружку чаю, двери стали тут и там открываться и начали появляться испуганные крестьяне. Мне сказали, что в течение последних пяти дней никто не решался выйти за порог своего дома. Антисанитарное состояние двора, где я остановился, ясно подтверждало это. Люди говорили, что продовольствия не стало хватать и что им грозит голодная смерть, если тигр не будет уничтожен или удален из этого района.

То, что тигр все еще находился где-то по соседству, было очевидным. Последние три ночи рев слышали на дороге, ярдах в ста от домов, а в день моего прибытия тигра видели в нижнем конце деревни.

Староста уже приготовил мне комнату, но нас было восемь человек и единственная дверь открывалась в очень грязный двор. Я предпочел поэтомуроровести ночь под открытым небом.

После легкой закуски, которая должна была заменить мне обед, я, удостоверившись, что мои люди находятся в безопасности в закрытом помещении, занял пост на краю дороги, прислонившись спиной к дереву. Жители деревни рассказывали, что тигр обычно ходит по этой дороге. Было полнолуние, и я надеялся, что мне представится случай сделать удачный выстрел, если я увижу тигра раньше, чем он меня.

Много ночей мне пришлось проводить в джунглях, когда я подстерегал диких зверей. Но это была первая, когда я имел дело с тигром-людоедом.

Дорога передо мной была залита ярким лунным светом, и нависшие над ней справа и слева деревья бросали большие тени. Ночной ветерок шевелил ветви, тени перемещались, и тогда мне казалось, что приближается целая дюжина тигров; я горько жалел об увлечении, которое отдавало меня на милость тигра-людоеда. У меня не хватало смелости вернуться в деревню, хотя я понимал, что был слишком напуган для того, чтобы выполнить задачу, которую сам себе поставил. Так я провел долгую ночь.

Зуб на зуб не попадал и от с****а и от холода. Серый рассвет, поднявшийся над видневшимися передо мной снежными вершинами, застал меня в полусне: я сидел, уткнувшись головой в колени. В такой позе застали меня пришедшие через час мои люди. Тигра я не видел и не слышал.

По возвращении в деревню я хотел попросить жителей (они были изумлены, как я остался живым в эту ночь) указать места, где нападал на них тигр. Желающих не нашлось. Крестьяне только показывали мне со двора те направления, которые вели к местам гибели людей. Последний случай произошел на склоне горы к западу от деревни; сюда меня все же проводили. Женщины с детьми (всех их было около двадцати) занимались сбором листьев для скота, когда одна из них была убита. С волнением передавали мне они детали этого происшествия. Женщины вышли из деревни часа за два до полудня. Пройдя около полумили, они стали влезать на деревья и срезать листву. Жертва людоеда и две другие женщины выбрали себе дерево, растущее у края оврага. В дальнейшем я выяснил, что овраг этот имел в глубину около четырех футов, а в ширину - от десяти до двенадцати. Срезав листья, женщина стала спускаться с дерева. Незаметно подкравшийся тигр схватил ее за ногу. Женщина после неимоверных усилий выпустила из рук сук, за который держалась при спуске, а тигр сбросил свою жертву в овраг. Когда женщина пыталась встать, тигр, схватив ее за горло, убил, а потом выскочил по склону оврага и исчез со своей добычей в густых кустах.

Все это произошло на глазах двух других женщин, находившихся на том же дереве, на расстоянии нескольких футов. Как только тигр со своей жертвой исчез из поля зрения, испуганные женщины и девушки побежали в деревню. В это время мужчины только что вернулись на обед. Вооружившись барабанами, металлическими кастрюлями - всем, чем можно. произвести шум, отправилась спасательная партия - мужчины впереди, женщины сзади. Дойдя до оврага, где была убита женщина, люди остановились и стали совещаться, как быть дальше. Но все споры прекратил тигр, громко заревевший в кустах, отстоявших ярдах в тридцати. Как один человек вся партия повернула и побежала в деревню. Когда отдышались, посыпались взаимные упреки: кто побежал первым, кто вызвал панику? Долго спорили, пока, наконец, кто-то заметил, что если никто не испугался и все были храбры, как утверждали, то зачем же терять время и почему не вернуться, чтобы попытаться спасти женщину.

Предложение было принято, и еще три раза спасательная партия приближалась к оврагу. На третий раз один из ее участников (у него было ружье) выстрелил - тигр в кустарнике опять заревел. После этого всякие попытки спасти женщину были "благоразумно" оставлены. На мой вопрос владельцу ружья, почему же он стрелял в воздух, а не в куст, последовал ответ, что тигр был очень разъярен и если бы он, стрелок, к несчастью, попал бы в тигра, тот его, конечно, убил бы.

В это утро я три часа пробродил вокруг деревни, надеясь на встречу с тигром и в то же время ее опасаясь. Обходя кусты в лесистом овраге, я поднял стайку темноспинных серебряных фазанов, которые закричали. Сердце забилось в надежде на удачу.

Мои люди расчистили место под ореховым деревом, устроив там для меня столовую. После завтрака староста деревни попросил меня охранять жителей при уборке пшеницы. Он прибавил, что если урожай не будет собран в моем присутствии, то его совсем не соберут - население слишком напуганно, чтобы выходить из домов. Через полчаса все жители деревни с помощью моих людей горячо принялись за работу, а я с заряженным ружьем стоял на страже. Вечером урожай был собран с пяти больших полей: неубранными остались два небольших участка у строений; с ними, по словам старосты, нетрудно было справиться на следующий день.

Санитарное состояние деревни также улучшилось. Для моего личного пользования было отведено еще одно помещение. И в эту ночь, защитив от тигра открытую для вентиляции дверь плотно вкопанным кустом колючки, я смог, наконец, хорошо отдохнуть.

Присутствие мое ободрило население. Люди перестали бояться и приступили к обычным своим занятиям. Все же я не настолько заслужил их доверие, чтобы они согласились провести меня по окрестным джунглям. А я придавал этому известное значение. Крестьяне знали каждый фут местности на несколько миль вокруг деревни и при желании могли указать мне место, где я мог бы встретить тигра или по крайней мере увидеть его следы. Что людоед - тигр, это было твердо установлено, но оставалось неизвестным, самец или самка, старый или молодой зверь.

Эти сведения были необходимы для выслеживания зверя, но я мог получить их, только осмотрев следы тигра.

После раннего чаепития я заявил, что мне нужно добыть продовольствие для моих людей, и попросил крестьян указать места, где я мог бы застрелить горалов.

Деревня была расположена на вершине большого гребня, тянувшегося от нее на восток и на запад. Прямо под дорогой, где я провел предыдущую ночь, гора, образуя несколько поросших травою террас, круто обрывалась к северу. Мне сообщили, что там было много горалов. Несколько мужчин высказали желание провести меня туда. Я выбрал троих и отправился, предупредив старосту, что если я найду так много горалов, как мне говорили, я застрелю одного для моих людей и двух - для жителей деревни.

Перейдя дорогу, мы спустились по крутому склону. Хотя мы внимательно глядели вправо и влево, но ничего не увидели. На полмили ниже холма было место соединения двух оврагов, откуда открывается чудесный вид на каменистый склон, заросший травой. Я оперся спиной на одинокую сосну и в течение нескольких минут зорко осматривал местность. Вдруг мое внимание привлекло какое-то движение на вершине холма. Движение повторилось, и я мог рассмотреть, что это горал, шевеливший ушами. Животное стояло в густой траве - видна была только его голова. Спутники мои горала не заметили, и так как голова его оставалась теперь неподвижной и сливалась с окружающей местностью, я не мог направить их, чтобы они гнали на меня зверя. Указав людям, в каком направлении находится горал, я приказал им сесть и ждать, пока я не выстрелю. Я был вооружен старой винтовкой, которая искупала свою сильную отдачу мертвым боем на любую дистанцию. Расстояние примерно в двести ярдов не составляло непреодолимого препятствия. Я лег на землю, оперев ствол ружья о корень сосны, тщательно прицелился и выстрелил.

Дым от черного пороха затянул воздух; мои спутники не видели результата выстрела и думали, что я стрелял в скалу или в кучу сухих листьев. Я остался на месте. Перезарядив ружье, я заметил, что трава немного ниже того места, куда я выстрелил, зашевелилась, из нее появилась сначала задняя часть тела горала, а потом и весь зверь. Он покатился по крутому склону, на полпути от вершины опять исчез среди густой травы, напугав лежавших там двух горалов. Оба они вскочили с тревожным криком и побежали вверх по склону. Расстояние до них сократилось; я прицелился, дождался пока более крупный горал замедлил бег и выстрелил ему в спину; когда другое животное поскакало поперек склона, я прострелил ему плечо.

Бывают случаи невероятных удач. Лежа в неудобной позе, я стрелял на двести ярдов под углом в шестьдесят градусов по такой малой цели, как белое пятно на горле зверя: казалось бы, я имел не более одного шанса из миллиона попасть в цель, однако тяжелая свинцовая пуля при заряде из черного пороха ни на волос не уклонилась от цели и положила зверя на месте. А затем по крутому склону, пересеченному небольшими оврагами и выступами скал, убитое животное скатилось прямо туда, где лежали два других горала. Не успел первый подстреленный зверь выпутаться из густой травы, как два других в свою очередь покатились вниз по склону. Все три зверя лежали теперь на дне лощины. Забавно было видеть изумление и восторг моих спутников, которые в первый раз видели стрельбу из ружья. Спускаясь за добычей в лощину, они даже перестали думать о тигре.

Вылазка была успешной во многих отношениях. Я не только добыл продовольствие для жителей деревни, но и заслужил их доверие. Всякому известно, что охотничьи рассказы ничего не теряют при их образном изложении. Когда с горалов были сняты шкуры, а туши их разделаны, мои спутники дали полную свободу своему воображению. А потом, сидя за завтраком на свежем воздухе, я мог наблюдать удивление собравшейся толпы при рассказах о том, как горал был застрелен на расстоянии более мили и как заколдованные пули не только убили зверей, но и принесли их к ногам саиба.

После обеда староста спросил меня, куда я хочу идти и сколько мне нужно провожатых. Из возбужденно теснившейся вокруг меня толпы я выбрал двух из моих прежних спутников и направился с ними на место последней трагедии.

Индийцы здесь твердо придерживаются своих обычаев. Если кто-либо похищен тигром-людоедом, долг родственников разыскать хотя бы часть трупа, будь это кусочки костей, и предать их сожжению. В отношении последней жертвы эта обязанность все еще не была выполнена, и, когда мы уходили, родные обратились к нам с просьбой принести какие угодно останки, если только мы их найдем.

С раннего детства моей страстью было чтение следов в джунглях. В настоящем случае я слышал рассказы очевидцев смерти женщины, но на свидетелей не всегда можно положиться, а следы дают точную картину того, что произошло в джунглях.

При первом же взгляде на местность я убедился, что тигр мог подойти незамеченным к дереву, только поднявшись по оврагу. Спустившись в овраг ярдах в ста от дерева, я нашел на рыхлой почве между двумя камнями отпечатки лап. Следы указывали, что зверь - тигрица, едва вышедшая из молодого возраста. Немного далее по склону оврага, ярдах в десяти от дерева, тигрица залегла за камнем, видимо, в ожидании того, когда женщина начнет спускаться с дерева. Когда женщина, нарезав листьев, стала слезать, держась за сук толщиной около двух дюймов, тигрица подползла и, встав на задние лапы, схватила ее за ногу и сбросила в овраг. На суку видны были следы, показывающие, какие отчаянные усилия делала несчастная, чтобы задержаться: на твердой коре дуба и даже на пучках листьев, которые женщина пыталась захватить, остались полоски содранной с пальцев и ладоней кожи. На том месте, где тигрица убила свою жертву, были видны следы борьбы и пятно высохшей крови. Оттуда кровавая дорожка, уже засохшая, вела на противоположную сторону оврага. Выйдя по этому кровавому следу из оврага, мы нашли место, где тигрица съела свою добычу.

Широко распространено мнение, будто тигры-людоеды не трогают головы, рук и ног своих жертв. Это неверно. Если людоеда не тревожат, он ест все, включая пропитанную кровью одежду, как я наблюдал в одном случае.

На этот раз мы нашли одежду женщины и несколько кусков костей, которые и завернули в чистую ткань, захваченную с собой для этой цели. Как ни жалки были эти ничтожные останки, их было достаточно, чтобы выполнить обряд сожжения.

После чая я посетил место другой трагедии. Небольшой хутор в несколько акров был расположен за дорогой, отделявшей его от деревни. Прямо над дорогой на склоне холма владелец хутора построил себе хижину. Жена его - мать двоих детей, мальчика четырех лет и девочки шести - была младшей из двух сестер. Как-то раз обе сестры заготовляли траву на холме, когда внезапно появилась тигрица и схватила старшую. Младшая целых сто ярдов гналась за тигрицей, размахивая серпом и умоляя тигра-людоеда отпустить сестру и взять ее взамен. Вся деревня была свидетелем этого невероятного героизма. Протащив мертвую женщину сто ярдов, тигрица бросила ее и обернулась против своей преследовательницы. С громким ревом зверь бросился на храбрую женщину. Та повернулась, побежала вниз по холму, перебежала через дорогу, очевидно, в намерении сообщить жителям о случившемся. Но те все видели сами. Непонятные звуки, которые издавала прибежавшая женщина, приписаны были сначала тому, что она запыхалась, была взволнована и испугана. Только после того как быстро организованная спасательная партия вернулась, не добившись никакого успеха, выяснилось, что женщина утратила способность речи. Всю эту историю мне рассказали в деревне.

Когда я впервые увидел эту женщину, она была абсолютно немой уже целый год. Если не считать тревожного выражения глаз, женщина казалась совершенно нормальной. Когда я остановился, чтобы поговорить с ней, и сообщил, что прибыл для того, чтобы попытаться застрелить тигра, убившего ее сестру, немая сжала руки, опустилась на землю и коснулась моих ног, - я почувствовал себя негодным обманщиком. Правда, я прибыл с твердым намерением застрелить тигра. Но шансов на выполнение этого намерения было не больше, чем при поисках иголки в двух стогах сена: я имел дело со зверем, относительно которого было известно, что он никогда не убивает два раза подряд в одной местности, никогда не возвращается к добыче, а район его действий простирается на несколько сотен квадратных миль.

По пути из Найни-Тал я обдумал множество планов. Один из них я испробовал, и никакие силы не заставили бы меня повторить подобную попытку. Другие варианты, после того как я попал на место действия, казались мне теперь такими же непривлекательными. К тому же здесь не было никого, кто мог бы помочь мне советом - это был первый случай появления в Кумаоне тигра-людоеда. Но все же надо было что-то предпринимать. Поэтому в течение трех последующих дней я с восхода до заката солнца бродил по джунглям, обойдя в окрестности все те места, где, по рассказам жителей, можно было бы встретить тигрицу.

Я вынужден тут несколько прервать свой рассказ: мне хочется опровергнуть распространившиеся в наших горах слухи, будто бы я переодевался в женскую одежду и, уходя в джунгли, подманивал тигров-людоедов, убивая их серпом или топором. Единственно, что я действительно делал для маскировки, - это надевал сари (женское покрывало) и в таком костюме резал траву или взбирался на дерево и обрывал листья. Но такая хитрость не принесла мне успеха. Впрочем, как оказалось, тигры следили за моим деревом из укрытия (в одном случае из-за скалы, а в другом - из-за упавшего дерева), так что стрелять я не мог.

Возвращаюсь к моему рассказу. Тигрица, по-видимому, оставила эту местность, и я, к большому огорчению жителей Пали, решил перейти в Чампават, в пятнадцати милях восточнее Пали. Выступив ранним утром, я позавтракал в Дунаг-хате и к заходу солнца достиг Чампавата; дороги в этих местах считались весьма небезопасными, и люди шли из деревни в деревню или на базар только большими компаниями. При выходе из Дунагхата со мной было восемь человек, в пути количество людей увеличилось, и в Чампават нас прибыло уже более тридцати. Некоторые из моих спутников были из числа тех двадцати человек, которые ходили в Чампават два месяца назад; они рассказали мне печальную историю:

"По эту сторону от Чампавата дорога на протяжении нескольких миль проходит у южного склона гор вдоль долины и примерно ярдов на пятьдесят выше ее дна. Два месяца назад компания из двадцати мужчин шла на базар в Чампават. Проходя этот участок дороги около полудня, мы вдруг услышали крики человека, доносившиеся снизу, из долины. Столпившись у края дороги, люди с ужасом заметили, что крики все приближаются. Вскоре появился тигр, несший обнаженную женщину. Волосы ее волочились по земле с одной стороны тигра, а ноги - с другой. Тигр держал женщину за поясницу, а она била зверя в грудь и призывала бога и людей на помощь. Все это мы хорошо видели: тигр прошел от нас на расстоянии в пятьдесят ярдов. Когда крики вдали стихли, мы стали продолжать свой путь".

- И вы, двадцать мужчин, ничего не предприняли?
- Нет, саиб, ничего, так мы были перепуганы. А что может сделать испуганный человек? И даже если бы мы сумели отнять женщину, не разъярив тигра и не навлекши тем самым беды на самих себя, это все равно не помогло бы ей.

Позднее я узнал, что жертвой тигра тогда была жительница одной из деревень в окрестностях Чампавата. Тигр схватил женщину, когда та собирала валежник. Ее подруги побежали в деревню и подняли тревогу. Двадцать мужчин, шедших в Чампават, пришли в эту деревню как раз тогда, когда оттуда отправлялась "спасательная партия". Так как пришедшие знали, в каком направлении тигр унес женщину, они присоединились к этой партии. Вот продолжение их рассказа:

"Нас было пятьдесят или шестьдесят сильных мужчин, когда мы выступили на помощь женщине; некоторые из нас имели ружья. Примерно в одной восьмой мили от места, где лежал собранный валежник и где жертва была схвачена людоедом, мы нашли разорванную одежду. Тут люди забили в барабаны и стали стрелять. Так мы прошли еще более мили напрямик и вошли в долину. Там мы и нашли женщину - это была почти девочка, она лежала мертвой на большой каменной плите. Тело покойницы было совершенно целым; тигр не тронул его, он только облизал стекавшую кровь. Среди нас не было женщин, и мы, мужчины, отвернув лица, завернули мертвое тело в белье, которое сняли с себя некоторые из пришедших. Девушка лежала на спине, как спящий человек, и нам казалось, что она проснется от стыда при прикосновении мужчин".

Подобного рода истории часто рассказываются в деревнях в долгие бессонные ночи за плотно запертыми дверями. Понятно, что в концеонцов и характер и быт людей проводящих годы в местности, где действует тигр-людоед, изменяются. Человеку, попавшему туда со стороны, начинает казаться, что он очутился в мире далекого прошлого, в царстве зубов и когтей, когда саблезубый тигр загонял человека в укрытие глубоких пещер.<.

В те далекие дни Чампавата я был молод и неопытен, но полученное мною убеждение после немногих дней пребывания в Чампавате только укрепилось в результате последующего тридцатидвухлетнего опыта; нет ничего более ужасного, чем жить во власти тигра-людоеда и сознавать, что в таком же положении находятся все близкие люди. Чампаватский тахсилдар, которому я предъявил свои рекомендации, посетил меня ночью в почтовой конторе, где я остановился. Он посоветовал мне перейти в другое помещение-сторожку, расположенную в нескольких милях от конторы. В ближайших ее окрестностях тигр убил несколько человек.

Рано утром на следующий день я в сопровождении тахсилдара прибыл в сторожку. Когда я завтракал на веранде, пришли двое мужчин и сообщили, что тигр убил корову в деревне, отстоявшей отсюда миль на десять. Тахсилдар попросил извинения - спешные дела требовали присутствия его в Чампавате; он сказал, что вернется вечером и проведет ночь с нами. Мои проводники оказались хорошими ходоками; дорога шла вниз по склонам, и мы в рекордно короткое время прошли десять миль. В деревне меня привели к загону для скота, где произошло нападение: теленок примерно недельного возраста был убит и частично съеден леопардом. Не имея ни времени, ни намерения застрелить этого леопарда, я расплатился с проводниками, а сам вернулся в сторожку. Оставался еще час светлого времени, когда я с чоукидаром пошел осматривать место, где, по его словам, тигр имел обыкновение пить воду. Это была головная часть орошавшего сады канала. На мягкой почве у водоема были следы тигра, оставленные несколько дней тому назад, но эти следы были совершенно отличные от отпечатков лап, которые я видел и внимательно изучал в овраге, где была убита женщина из Пали.

Вернувшись в сторожку, я застал там тахсилдара. Мы расположились на веранде, и я рассказал о результатах дня. Тахсилдар, выразив сожаление, что мне напрасно пришлось предпринять дальнюю экскурсию, встал и сказал, что ему предстоит еще длинный путь и поэтому надо выходить немедленно. Это меня очень изумило, так как раньше тахсилдар дважды говорил, что проведет ночь у меня. Дело, конечно, было не во мне, но я понимал угрожающую тахсилдару опасность. Он остался все же глух к моим убеждениям. Когда тахсилдар сошел с веранды среди мрака ночи с единственным спутником, несшим чуть светящийся фонарь, и отправился по дороге, где и днем люди отваживались появляться только большой группой, я, прощаясь, снял шляпу перед весьма смелым человеком.

На следующее утро я осмотрел фруктовые сады, чайные плантации и выкупался в ручье. Около полудня благополучно вернулся из Чампавата тахсилдар, рассеяв мою тревогу за него.

Я беседовал с ним, смотря на пологие горные склоны и деревню, окруженную полями, и вдруг увидел, что какой-то человек выходит из деревни и двигается прямо по направлению к нам. Когда человек стал приближаться, я увидел, что он то идет, то бежит, - очевидно, он нес важные известия. Сказав тахсилдару, что вернусь через несколько минут, я побежал вниз по холму навстречу гонцу. Человек присел, чтобы перевести дыхание. Как только я приблизился на расстояние, с которого можно было расслышать голос, он крикнул мне: "Скорее, саиб, тигр только что убил женщину". "Сиди",- ответил я и побежал обратно в сторожку. Схватив ружье и несколько патронов, я сообщил об этом тахсилдару и попросил его следовать за мной в деревню.

Гонец принадлежал к той досадной категории людей, у которых язык и ноги не могут действовать одновременно. Если он раскрывал рот, то останавливался, а если шел, то закрывал рот. Приказав ему молчать и продолжать путь, я молча бегом спустился по склону.

В деревне нас встретила возбужденная толпа мужчин, женщин и детей. Как бывает обычно в таких случаях, все стали говорить одновременно. Один из присутствующих тщетно пытался успокоить это вавилонское столпотворение. Я отвел этого человека в сторону и предложил рассказать, что случилось. Он показал мне на одинокий дуб, стоявший на низком склоне, примерно в восьмой части мили от деревни, и сказал, что у этого дуба человек двадцать жителей занимались сбором сухих сучьев. Вдруг появился тигр и схватил молодую женщину лет шестнадцати-семнадцати. Все бросились бежать в деревню, и так как было известно, что я остановился в сторожке, ко мне отправили гонца с донесением.

Жена человека, с которым я говорил, участвовала в сборе сучьев, и она показала мне дерево за поворотом склона холма, где была похищена девушка. Однако никто из участников сбора не решился при бегстве оглянуться, чтобы узнать, унес ли тигр свою жертву, и если да, то в каком направлении. Приказав толпе не шуметь и оставаться в деревне до моего возвращения, я направился к дереву. Местность была совершенно открытой, и трудно себе представить, что такое животное, как тигр, могло подобраться незамеченным к группе из двадцати человек и его присутствие было обнаружено лишь после того, как девушка закричала.

На месте убийства была видна кровь, а вблизи, составляя резкий контраст с багровой лужей, валялось разорванное ожерелье из ярко-голубых бус. Отсюда следы вели вверх и за поворот склона.

Следы тигрицы были хорошо заметны. С одной их стороны, там где свисала голова женщины, были большие брызги крови, а с другой - борозда от ее ног. В полумиле выше я нашел женское покрывало, а на вершине холма - юбку. Опять тигрица несла обнаженную женщину, но в этом случае жертва по милости судьбы была мертвой. На вершине след повел в колючие кустарники; на отдельных колючках висели длинные пряди иссиня-черных волос девушки. Дальше тигрица прошла через заросли крапивы. Когда я пытался обойти это препятствие, за моей спиной послышались шаги. Ко мне подходил человек с ружьем. Я спросил его, зачем он пошел за мной, раз я приказал, чтобы никто не выходил из деревни. Он ответил, что тахсдбдар велел ему сопровождать меня и он боялся ослушаться этого приказа. Было ясно, что человек решил точно выполнить данное ему поручение, а споры с ним привели бы к потере драгоценного времени. Я сказал ему, чтобы он снял свои тяжелые сапоги, и, после того как он запрятал их в кусты, посоветовал держаться ближе ко мне и тщательно следить за всем, что происходит позади нас. На мне была пара тонких чулок, короткие, с открытыми коленями брюки и обувь на резине; к большому неудобству, пришлось все же пойти по следу тигра через крапиву, так как обходного пути не было.

Из зарослей крапивы следы крови поворачивали влево, а потом спускались прямо вниз по очень крутой горе, густо поросшей папоротником и рингалом (горный бамбук). Ста ярдами ниже след приводил в узкое и глубокое речное ущелье, по которому тигрица продвигалась с большим трудом - это видно было по сдвинутым камням и комкам осыпавшейся земли. Я прошел по этому ущелью пятьсот или шестьсот ярдов. Чем дальше мы шли вперед, тем более встревоженным казался мой спутник. Раз двенадцать он схватывал меня за руку и шептал слезливым голосом, что слышит тигра то с одной стороны, то с другой, то позади. Преодолев половину спуска, мы дошли до скалы футов в тридцать вышиной, и, так как моему спутнику казалось, что за ним гонятся все тигры мира, я приказал ему взобраться на эту скалу и ждать там, пока я не вернусь. Он очень охотно сделал это, осмотрелся и сообщил мне, что все в порядке. Я же продолжал идти вдоль родника, который огибал скалу, а потом на протяжении сотен ярдов тек прямо вниз, исчезая в глубоком овраге. В том месте, где ручей впадал в овраг, вода разливаясь, образовала небольшой водоем; на берегу этого водоема я увидел несколько кровавых пятен.

Тигрица донесла девушку до этого места, и мое приближение потревожило ее за едой. Осколки костей были разбросаны между глубокими отпечатками тигровых лап, постепенно наполнявшихся чистой водой. У края водоема я рассмотрел предмет, привлекший мое внимание еще при спуске вдоль родника. Это была часть человеческой ноги. Во все дальнейшие годы при моих охотах за тиграми я не видел ничего более потрясающего, чем эта стройная нога молодой женщины, отхваченная немного ниже колена так, как будто ее отрубили острым топором. Из ноги струилась кровь.

Осматривая ногу, я забыл о тигрице и вдруг почувствовал, что мне грозит большая опасность. Быстро вскинув ружье и положив пальцы на оба спуска, я поднял голову и увидел, как с противоположного берега родника высотой пятнадцать футов медленно посыпались комья земли, скатились вниз и упали в водоем.

Тогда я был новичком в охоте, иначе я не подверг бы себя такой опасности. Возможно, я спас себе жизнь тем, что быстро вскинул ружье,- тигрица, задержав прыжок или придав ему иное направление, сбросила землю с высокого берега. Берег был очень крут, единственный способ очутиться на нем был прыжок. Поднявшись немного вверх по течению, я разбежался, перепрыгнул через водоем, уцепился за куст на противоположной стороне ручья и подтянулся на береговой обрыв. Заросли стробилантов, примятые стволы которых только что начали выпрямляться, показали, что здесь еще совсем недавно прошла тигрица, а немного дальше, под нависшей скалой, я увидел место, где она оставила свою добычу, когда начала следить за мной.

Теперь следы - тигрица опять унесла девушку - вели в пересеченную скалистую местность площадью в несколько акров, где преследование становилось трудным и опасным. Трещины и расщелины в скалах были замаскированы папоротником и кустами ежевики. Каждый неверный шаг, результатом которого могла быть сломанная нога, привели бы тем самым к роковым последствиям. В такой обстановке мое движение вперед по необходимости было медленным, и тигрица пользовалась этим, чтобы продолжать еду. Раз двенадцать я доходил до места ее остановки, и каждый раз след становился более и более заметным. Это была четыреста тридцать шестая человеческая жертва тигрицы, и зверь привык уже к тому, что во время еды его беспокоят спасательные партии. Но, по-видимому, это был первый случай, когда его преследовали так у*****, и он выразил свое недовольство рычанием.

Чтобы в полной мере представить себе, что значит рычание тигра, надо находиться в местности, подобной той, где был тогда я: кругом скалы с густыми зарослями; каждый неверный шаг может увлечь в расщелину или пропасть. Я не могу рассчитывать, что мои тогдашние переживания будут вполне понятны читателю. Рев тигра и перспектива его нападения и пугали меня, и внушали надежду на успех. Если бы тигрица потеряла терпение и совершила нападение, моя задача была бы выполнена, я смог бы положить конец всем мукам и страданиям, причиняемым зверем-людоедом.

Рычание, однако, оказалось только угрозой, и тигрица, поняв, что она меня не отпугнула, а только понудила еще быстрее идти по ее следам, прекратила рев.

Уже целых четыре часа я шел по следу. Хотя я много раз замечал, как шевелились заросли, но ни разу не видел самого зверя. Тени, отбрасываемые противоположным склоном, показали мне, что пора идти обратно, чтобы вернуться в деревню до наступления темноты.

Погибшая от тигра женщина была индуска, следовательно, часть тела нужна была для сожжения. Поэтому, проходя мимо родника, я закопал на берегу ногу, чтобы сохранить для исполнения обычая.

Мой спутник, оставшийся на скале, был чрезвычайно обрадован, увидев меня.

Долгое мое отсутствие и доносившееся сюда рычание тигра заставили его предположить, что тигр получил новую добычу. При этом он откровенно признавался, что больше всего боялся необходимости одному возвращаться в деревню.

Спускаясь по течению родника, я думал, насколько опасно идти впереди нервного человека, державшего в руках заряженное ружье. Мне пришлось, однако, переменить мнение, когда мой спутник, шедший впереди, поскользнулся и упал назад; его ружье - калибр 450, без предохранителя - повернулось при этом дулом против меня. С этого дня я установил твердое и непреклонное правило (исключение делалось только для Ибботсона) ходить на охоту за тиграми в одиночку, так как если спутник безоружен, его трудно охранять, а если он вооружен, трудно уберечься самому.

Дойдя до вершины горы, где мой спутник спрятал сапоги, я присел закурить и стал обдумывать план действий назавтра. Тигрица, несомненно, должна была доесть ночью свою добычу и залечь на день в скалах. Условия местности давали мало надежды взять зверя с подхода. Если бы я при этом поднял тигрицу, не получив возможности стрелять, она, вероятно, исчезла бы, уклонившись от встречи со мной. Единственно правильным решением задачи была организация облавы, если бы только удалось набрать достаточное количество загонщиков.

Я сидел на южном краю широкого амфитеатра скал, в поле зрения не было ни одного жилья. С запада тек ручей, пересекая широкую долину; на востоке ручей, подойдя к большой скале, поворачивал к северу и, вступив в узкое ущелье, покидал амфитеатр. Передо мной поднималась гора до 2000 футов высотой, покрытая низкой травянистой растительностью, среди которой тут и там росли сосны. На востоке высилась другая гора, по своей крутизне доступная только для горалов. Если бы я сумел набрать достаточное количество людей, чтобы занять хребет на всем его протяжении от ручья до этой крутой горы и поднять тигра, ему оставался бы лишь один путь отступления - через ущелье.

Загон, конечно, был очень трудным, так как обращенный на север крутой горный склон, где я оставил тигрицу, был покрыт густым лесом и тянулся примерно на три четверти мили в длину и полмили в ширину. Все же, если бы загонщики точно выполнили мои указания, я мог бы рассчитывать на хороший выстрел.

Тахсилдар ожидал меня в деревне. Я разъяснил ему положение и попросил немедленно принять меры, чтобы собрать как можно больше людей, назначив встречу у дерева, где была убита девушка, в десять часов утра завтрашнего дня. Пообещав мне сделать все возможное, тахсилдар ушел в Чампават, я же направился в сторожку.

На следующее утро, встав на рассвете, я приказал своим людям собираться и ожидать меня в Чампавате, а сам пошел еще раз взглянуть на место намеченной облавы. Все расчеты показались мне правильными. За час до времени сбора я был на месте, где было назначено свидание с тахсилдаром. Для меня было ясно, что перед тахсилдаром возникнут при сборе людей большие трудности: с**** перед тигром глубоко укоренился во всей местности, уговоров было недостаточно, чтобы заставить людей покинуть дома. В 10 часов появился тахсилдар, а с ним только один-единственный спутник. Но затем люди стали подходить по двое или по трое, потом по десять человек-к полудню набралось 298 человек. Тахсилдар сообщил загонщикам, что он не только не возражает против взятого некоторыми огнестрельного оружия, на которое у них не было разрешения, но даже снабдит владельцев боеприпасами. Впрочем, принесенные ружья были таковы, что лучшим для них местом был бы какой-нибудь музей.

Когда люди собрались и получили боеприпасы, я направил их к холму, на котором нашел юбку девушки. Указав им на сосну, пораженную молнией и лишенную коры, я приказал загонщикам двигаться вдоль хребта. Мы договорились, что, когда я дам знак платком, стоя под этой сосной, они должны будут начать стрелять, бить в барабаны, кричать и бросать камни. Никому не разрешено было сходить с места до тех пор, пока я не вернусь и не дам соответствующего распоряжения.

Убедившись, что все меня слышали и поняли, я отправился вместе с тахсилдаром, который заметил, что будет чувствовать себя со мной в большей безопасности, чем с загонщиками: ружья людей, наверное будут рваться, а от этого приходится ждать много несчастий.

Сделав большой обход и перейдя верхний конец долины, мы поднялись на лежащий напротив холм и двинулись к засохшей сосне. Спуск отсюда был очень крут; тахсилдар, обутый в легкую обувь из патентованной кожи, заявил, что не в состоянии идти в ней далее. Пока он ее снимал, люди, находившиеся на хребте, подумали, что я забыл дать им условный сигнал, и стали стрелять и кричать. Я же в это время был еще в ста ярдах от ущелья, и не сломал себе шею, спеша на условленное место, лишь потому, что родился в горах и поэтому держался на ногах так же твердо, как любое горное животное.

Сбегая вниз по склону, я заметил у края ущелья заросшую густой травой площадку. Искать более удобного места не было времени, и я сел в траву спиной к горе. Трава была примерно фута в два высотой и закрывала меня в сидячем положении до половины. Оставаясь неподвижным, я мог рассчитывать быть незамеченным. Передо мной высилась гора, где находились загонщики, а ущелье, откуда я ожидал появления тигрицы, было сзади слева.

На горе начался адский шум: стрельба из ружей, бой барабанов и крики сотен людей. Когда шум достиг апогея, я увидел, как тигрица выскочила на травянистый склон справа от меня, примерно в трехстах ярдах. Она прошла короткое расстояние, и за это время находившийся под сосной тахсилдар разрядил оба ствола своего дробовика. Тигрица круто повернула назад и побежала; когда она исчезла в кустарниках, я вскинул ружье и послал ей вдогонку безнадежный в сущности выстрел.

Услышав три выстрела, находившиеся на хребте люди, естественно, подумали, что тигрица убита. Они разрядили свои ружья, раздались крики торжества. Когда я с замирающим дыханьем прислушивался, не означают ли крики появления зверя на гребне горы, тигрица внезапно вышла из кустов слева от меня, перепрыгнула через ручей и двинулась прямо по ущелью.

Ружье 500 калибра с патроном бездымного пороха, пристрелянное в нормальных условиях, в горах дает перелет. Когда тигрица внезапно остановилась, мне показалось, что выстрел дал перелет. На самом деле я целил правильно, но взял немного сзади. Опустив голову, тигрица сделала полуоборот в мою сторону, предоставив мне возможность выстрелить ей в лопатку на расстоянии менее тридцати ярдов. При втором выстреле тигрица вздрогнула, но продолжала стоять с прижатыми ушами и оскаленными зубами, а я сидел с ружьем навскидку и думал, как было бы хорошо, если бы оно было заряжено. Но ружье было пустым, а патронов у меня больше не было: я захватил с собой только три патрона, так как не предполагал, что мне придется стрелять более двух раз, третий заряд предназначался на крайний случай.

К счастью, раненый зверь по каким-то причинам не решился на нападение. Он медленно повернулся, перешел через поток, поднялся по осыпи и остановился на узком выступе, отходящем перпендикулярно от крутой скалы у места, где лежал большой плоский камень. Здесь, на камне, рос небольшой куст, и я заметил, что тигрица при подъеме на выступ его раздвинула. Отбросив всякую осторожность, я крикнул тахсилдару, чтобы он принес мне свое ружье. В ответ он мне что-то долго кричал, но единственное, что я мог расслышать, было слово "фут."

Положив свое ружье, я бегом бросился по склону, схватил ружье тахсилдара и возвратился обратно. Когда я приблизился к ручью, тигрица вышла из куста на скалу, находившуюся передо мной. Я был от нее в двадцати ярдах, поднял ружье и, к своему ужасу, увидел, что между его казенной частью и стволами было расстояние примерно в три восьмых дюйма. Когда тахсилдар стрелял из обоих стволов, ружье не разорвалось; я надеялся, что оно не разорвется и теперь, но опасность ослепнуть от пороховой вспышки имелась. Однако пойти на риск было необходимо; глядя на бусинку, заменявшую мушку, я выстрелил в открытую пасть тигра. Возможно, что я промахнулся, возможно, что и это ружье не стреляло точно цилиндрической пулей на двадцатифутовую дистанцию. Во всяком случае мой заряд не попал тигру в пасть, а проник ему в правую лапу (оттуда я впоследствии извлек его пальцами).

К счастью, тигрица находилась уже при последнем издыхании, попадания в лапу было достаточно, чтобы остановить ее на месте. С того момента, как тигрица появилась, пытаясь пройти по ущелью, я забыл о загонщиках: об их существовании мне внезапно напомнили доносившиеся откуда-то выше по горе крики: "Он здесь, на скале. Сбейте его оттуда и дайте нам разорвать его на части". Я сначала не верил своим ушам, когда мне послышалось "разорвать его на части", но я не ошибся; теперь и другие загонщики увидели тигрицу, и крики повторились по всему горному склону. Выступ, по которому раненый зверь взобрался на скалу, был, к счастью, расположен с противоположной от загонщиков стороны и достаточно широк, чтобы позволить мне подкрасться вдоль его края. Когда я взобрался на скалу и стал над тигрицей, горячо надеясь, что зверь мертв, у меня не было времени выяснить это обычным путем, бросая в зверя камни, - загонщики появились из леса и побежали по открытому пространству, размахивая ружьями, топорами, ржавыми копьями и мечами. У скалы - высота ее была футов двенадцать или четырнадцать - движение людей приостановилось, так как склон был гладко отполирован селевыми потоками и не давал точек опоры даже для босой ноги. Ярость толпы при виде злейшего врага превосходила всякое воображение. Среди народа не было ни одного человека, так или иначе не потерпевшего от тигрицы. Какой-то мужчина - он казался безумным и действовал как подстрекатель - все время кричал, размахивая мечом: "Это шайтан, убивший мою жену и двух моих сыновей". Как иногда бывает в толпе, возбуждение так же внезапно улеглось, как и разгорелось. К чести человека, потерявшего жену и детей, надо сказать, что он первым положил свое оружие. Он подошел к скале и сказал: "Мы обезумели, саиб, увидев нашего врага, но теперь безумие прошло, и мы просим саиба и тахсилдара простить нас". Вынув неиспользованный патрон, я положил ружье на тигрицу и, повиснув на руках, с помощью присутствовавших спустился со скалы. Я сказал людям, как подняться на скалу, и мертвый зверь был с нее снят и перенесен на ровное место. Там могли собраться и видеть тигра все присутствующие.

Когда тигрица встала на скалу и посмотрела на меня, я заметил, что в пасти ее что-то было не в порядке. Теперь я увидел, у зверя сломанные правые клыки на верхней и на нижней челюстях, при этом на верхней челюсти - наполовину, а на нижней - целиком до кости. Повреждение зубов - результат пулевого ранения - не позволяло ей убивать свою естественную добычу, и в этом была причина того, что тигрица стала людоедом.

Люди умоляли меня не снимать шкуру с тигрицы на месте и просили разрешения пронести зверя до заката солнца по всем деревням, говоря, что их жены и дети только тогда поверят в смерть ужасного врага, когда убедятся в этом своими глазами.

Срезав два молодых деревца, прочно привязали к ним труп тигрицы снятыми чалмами, поясами и набедренными повязками. Когда все было готово, носилки подняли, и мы двинулись к подножию крутого склона. Люди предпочли нести тигрицу вверх по горе, на противоположном склоне которой располагались деревни, а не идти по густо заросшему лесом склону, где происходил загон. При помощи простого способа образовались две людские цепи: каждый шедший позади крепко держался за пояс или другую часть одежды идущего впереди. Когда я решил, что людей для переноса тигра достаточно, то они окружили носилки, чтобы при надобности поддерживать носильщиков и служить им опорой. Вся процессия двинулась вверх по горе.

Это шествие напоминало мне муравьев, переносящих жука через какое-нибудь препятствие. За главными силами шел арьергард под руководством тахсилдара. Если бы людские цепи порвались на тысячефутовом подъеме, несчастные случаи были бы неминуемы. Но цепочки не порвались. Жители вышли на гребень и с песнями направились на восток, а мы с тахсилдаром повернули на запад и пошли в Чампават.

Наша дорога шла вдоль гребня. Возле кустарников, на колючках которых зацепились длинные пряди волос девушки, я задержался и бросил последний взгляд на амфитеатр гор, где недавно разыгралась трагическая сцена. На пути, вниз по горе, загонщики нашли голову несчастной девушки. Узкий столб дыма, подымавшийся в тихом воздухе из ущелья, указывал, что родные исполняли обряд над последней жертвой чампаватского людоеда на том самом месте, где зверь был убит.

После обеда, находясь во дворе тахсилдара, я увидел большое факельное шествие: процессия зигзагами спускалась по склону горы. Множество людей пело песни горцев, разносившиеся в тихом воздухе. Часом позже к моим ногам была положена тигрица.

Среди теснившейся вокруг толпы содрать шкуру со зверя было трудной задачей. Чтобы ускорить работу, я обрезал голову и лапы, рассчитывая заняться отделкой их позднее. Полицейская охрана была выставлена у туши, а на следующий день, когда собралось все население окрестностей, лапы и хвост тигрицы были разрезаны на мелкие куски и распределены. Эти кусочки мяса и костей были употреблены для ожерелий, которые носят на шее дети горцев. Прибавление кусочка тигра к другим талисманам должно придать храбрость носителю ожерелья и к тому же обезопасить его от нападения диких зверей.

Пальцы девушки - тигрица проглотила их целиком - присланы мне были тахсилдаром в банке со спиртом. Я опустил их в Найниталское озеро неподалеку от храмов Нанда-деви.

Пока я снимал шкуру тигрицы, тахсилдар со своими подчиненными при участии старост и почетных стариков соседних деревень и купцов чампаватского базара занимался выработкой программы большого празднества на следующий день. Около полуночи, после того как ушла последняя большая группа людей, издававших громкие крики радости по поводу того, что дороги и тропы между деревнями, закрытые последние четыре года тигром, вновь стали свободными, я покурил на прощание с тахсилдаром и сообщил ему, что не могу больше оставаться. Поручив ему представлять меня на празднестве, я с моими людьми решил отправиться в путь, рассчитывая проделать семьдесят миль за два дня.

На рассвете, приторочив тигровую шкуру к седлу, я поехал вперед, чтобы успеть заняться в Деби-Дхура отделкой шкуры. Там я рассчитывал заночевать. Проезжая мимо хижины на холме у Пали, я подумал, что могу доставить известное удовлетворение немой женщине, сообщив ей, что ее сестра отомщена. Оставив лошадь покормиться (она родилась близ снеговой линии и ела все - от дубовых веток до крапивы), я поднялся по холму к хижине и разложил шкуру тигрицы перед дверью, положив под ее голову камень. Дети, жившие в хижине, смотрели на это зрелище расширенными от изумления глазами. Услышав мой голос, в дверях показалась мать.

Я не рискую вдаваться в теоретические рассуждения по поводу шока и противошока, так как ничего не понимаю в этом вопросе. Все, что я знаю, - это то, что женщина, которая считалась немой в течение двенадцати месяцев и четыре дня тому назад не делала даже попыток отвечать на мои вопросы, побежала от хижины к дороге, приглашая мужа и соседей прийти и посмотреть, что привез саиб. Это внезапное восстановление речи очень озадачило детей, которые не могли оторвать глаз от лица матери.

Пока готовился чай, я рассказал жителям деревни, как был убит тигр-людоед. Через час мы снова двинулись в путь; целых полмили меня провожали благодарные крестьяне Пали.

На следующее утро мне пришлось столкнуться с леопардом. Упоминаю об этой встрече только потому, что она задержала мой отъезд из Деби-Дхура и потребовала от меня и моей маленькой лошадки дополнительной траты сил. К счастью, мой пони был так же тверд на ногах, как и силен. Держась за его хвост на крутых подъемах, сидя в седле на ровных местах и следуя за ним бегом при спусках, я сумел покрыть дорогу до Найни-Тал - расстояние в 45 миль - за время с девяти часов утра до шести часов пополудни.

Несколько месяцев спустя на дурбаре в Найни-Тал губернатор Соединенных провинций сэр Джон Хьюитт наградил чампаватского тахсилдара ружьем, а человека, сопровождавшего меня при розысках девушки, - прекрасным охотничьим ножом. На оружии были выгравированы соответствующие надписи, оно заняло почетное место среди семейных реликвий обоих домов.

пиноккио

Охота на серую куропатку
Расскажу я вам господа историю-как один раз в жизни мне удалось побывать на охоте с замечательными охотниками которые вводили меня довольно неопытного в курс дела. Наблюдать картину восходящего солнца которое все сильнее пригревало нас,это было незабываемо. Тот кто хоть раз побывает на охоте и сольется с природой уверяю вас вы не забудьте этого никогда!
Охота на серую куропатку. И вот рассказывает один из охотников вдохнув с наслаждением воздуха свежего полной грудью-ЭХ! как же мы дома то засиделись! Вот они милые моему глазу поля да болота а луга то какие! А собаки то посмотри какие довольные и све прям на взводе от ожидания. Проверим скоро на забыли ли вы как работать та,а! Хоть лапы то размять погоняете по просторам, а то в квартире засиделись уж. Зима то наконец отступает, эх! Хорошо! Ну что? слоняться долго без дела то будем.Вдруг проворчал один из охотников с черной бородой.
Так его потом и называли охотники "борода"Окликнул его один из охотников и говорит:Ну понятно что рабочая неделя в ожидании предательски долго тянется ,но ведь долгожданный выходной наступил так насладись же им!чего ворчишь?"борода"только слегка улыбнулся и ничего не ответил.
Серые куропатки достаточно крупные и красивые птицы и совсем не случайно они относится к семействам таких признанных щеголей, каким является и фазан. А в окраске куропаток преобладают серые и орхисто-бурые оттенки. Верха голов и затылков окрашены в оливково-бурые цвета, а бока голова и горло рыжевато-охристые оттенки. Верхние кроющие перья и плечики серовато-охристые, шейка и грудка , бока голубовато-сероватого цвета, а мелкие волнистые черные полоски какая красота эта птица.
Мужики говорят что эта птица очень умна и недаром среду обитания она выбирает - сельскохозяйственные угодья или поля,а огороды например, заросли каких нибудь бурьянов, или луга с редкими кустиками или травянистые степи. Но чаще всего куропаточки держатся возле посадок например хлебных или кукурузки просо и гречихи.Так как куропаточки всегда нуждаются в водоеме они находятся в непосредственной близости от мест их обитания и гнезд. Куропатка птица постоянная и пока в корме она не нуждается будет сидеть в одном районе,но если корма не будет хватать то поменяет место.
Мы стали свидетелями интересных событий потасовки самцов куропатки. Интригующее зрелище но к сожалению это было далеко от нас.Оказывается у них с сошедшим снего начинается образование пар и гнездование.И вот поэтому самцы становятся такими активными.
Парочка куропаточек гнездо устраивают в небольшой ямке на земле и гдето в середине мая самочка о туда откладывает от десяти до двадцати пяти яиц довольно крупного размера. гнезда бывают расположены и в зарослях кустарников и в большинстве этих случаев они находится либо в полях озимой пшеницы, либо на самом краю его. Растение растет очень быстренько и уже к концу месяца мая хорошо маскирует гнездышко и самих прекрасных птиц. Кроме того, куропаточки охотно употр****ют в пищу молодые и сочные побеги пшеницы и фактор беспокойства со стороны людей на озимом поле совсем минимален.
Яйца высиживают около двадцати пяти дней, самец в это время находится всегда недалеко от гнезда.
Он должен предупредить самочку об опасности, ну если , в случае неизбежного приближения неприятелей самец самоотверженно прикидывается больным отводит неприятеля прочь от гнездования его самочки. Вылупившийся выводок птенцов быстро растет и через недельку уже способен перелететь на небольшие расстояния. Через три недельки их уже трудно отличать от крупного взрослого перепела. Взрослая птица куропатки становиться примерно через полтора года. Через этот промежуток времени примерно птицы молодые сами перелетают на кормежку и возвращаются на место ночевки. Куропатки ночуют всем выводком вместе, располагаясь плотным кольцом хвостиками внутрь, а головками наружу. Место ночевки выводка куропаток очень легко найти по пятну их помета, который они оставляют после себя за пройденную ночь.
Когда началась наша охота на птиц я с удовольствием наблюдал за процессом. Находя их гнезда куропатки взлетали вверх и охотники отстреливали их. Собаки лаяли и с удовольствием приносили дичь. Вот такая вот получилась незабываемая охота на серую куропатку.

пиноккио

Необыкновенный случай

Вдобавок к рассказам о странных происшествиях на охоте я расскажу случай, который самому мне показался сначала каким-то сном или волшебством. Будучи еще очень молодым охотником, ехал я в исходе июля, со всем моим семейством, на серные Сергиевские воды; в тридцати пяти верстах от нашего имения находилось и теперь находится богатое село Кротково, всеми называемое Кротовка. Проехав село, мы остановились у самой околицы ночевать на прекрасной родниковой речке, текущей в высоких берегах. Солнце садилось; я пошел с ружьем вверх по речке. Не прошел я и ста шагов, как вдруг пара витютинов, прилетев откуда-то с поля, села на противоположном берегу, на высокой ольхе, которая росла внизу у речки и вершина которой как раз приходилась на одной высоте с моей головой; близко подойти не позволяла местность, и я, шагах в пятидесяти, выстрелил мелким бекасинником. Для такой дроби расстояние было далеко; оба витютина улетели, а с дерева упала крестьянская девочка... Всякий может себе представить мое положение: в первое мгновение я потерял сознание и находился в переходном состоянии человека между сном и действительностью, когда путаются предметы обоих миров. По счастью, через несколько секунд девочка, с большим бураком

[Бураком называется круглая кадушечка из бересты, с дном и крышкой. В низовых губерниях отлично делают бураки, от самых крошечных до огромных, и употр****ют их преимущественно для собирания ягод.]

в руках, вскочила на ноги и ударилась бежать вниз по речке к деревне... Не стану распространяться в описании моего испуга и изумления. Бледный, как полотно, воротился я к месту нашего ночлега, рассказал происшествие, и мы послали в Кротовку разведать об этом чудном событии; через полчаса привели к нам девочку с ее матерью. По милости божией, она была совершенно здорова; штук тридцать бекасиных дробинок исцарапали ей руку, плечо и лицо, но, по счастью, ни одна не попала в глаза и даже не вошла под кожу. Дело объяснилось следующим образом: двенадцатилетняя крестьянская девочка ушла тихонько с фабрики ранее срока и побежала с бураком за черемухой, которая росла по речке; она взлезла за ягодами на дерево и, увидев барина с ружьем, испугалась, села на толстый сучок и так плотно прижалась к стволу высокой черемухи, что даже витютины ее не заметили и сели на ольху, которая росла почти рядом с черемухой, несколько впереди. Широко раскинувшийся заряд одним краем своего круга задел девочку. Конечно, велик был ее испуг, но и мой не меньше. Разумеется, мать с дочерью ушли от нас, очень довольные этим происшествием.

пиноккио

Новые охотничьи заметки

Весною 1855 года, после выхода этой книжки, случилось мне собственными глазами увидеть то, о чем я прежде даже и не слыхивал и что рыбакам по ремеслу должно быть непременно известно. Я узнал, что щуки ежегодно в мае месяце переменяют зубы. Охотник, занимавшийся исключительно ловлею щук на жерлицы и сообщивший мне это известие, показал мне несколько пойманных им щук, у которых старые зубы, ослабев в своих корнях, потеряли всякую упругость, сделались мягки, повисли и лезли, как волосы, когда я слегка потирал внутренность щучьего рта моими пальцами в обыкновенной перчатке. Из-под старых, еще не выпавших зубов торчали уже новые, тонкие и острые, но еще мягкие. Вот в это-то время щуки, ловя рыбу, нередко только портят ее, а удержать по слабости зубов не могут, и вот отчего именно в это-то время года часто случается рыбакам видеть рыб, хватанных щуками. Разумеется, дело идет о рыбе несколько покрупнее; мелкую же щуки могут глотать и вовсе без помощи зубов. Насадка на жерлицах также в эту пору часто бывает измята и даже не прокушена до крови.

Хотя я знал, что кошки едят рыбу, но никогда не слыхал и не видал, как они производят эту охоту. Третьего мая 1855 года сидел я очень тихо на берегу небольшого проточного пруда, где брали окуни и лини. Около противоположного берега, уже обросшего травою, била икру плотва и для того выбрасывалась в траву у самого берега. Вдруг я вижу, что большая пестрая кошка осторожно подкрадывается, ползет и прячется, растянувшись в самой береговой траве. Так всегда поступают кошки, выжидая своей добычи. Я стал смотреть пристально. Плотва продолжала метать икру и выкидываться на траву — кошка бросилась, схватила одну плотичку и унесла ее во рту. Я указал на эту проделку садовнику, который недалеко от меня копался в своих грядах; он нисколько не удивился, а, напротив, рассказал мне, что рано по утрам, когда еще нет народу, всякий день выходят на этот промысел кошек шесть и более, располагаются по удобным местам вдоль берега и ловят рыбу.

Недавно узнал я от одной достоверной особы, что в Калужской губернии, на реке Оке, производится с большим успехом следующее уженье. В июне месяце появляется, всего на неделю, по берегам Оки великое множество беленьких бабочек (название их я позабыл). Рыбаки устроивают на песках гладкие точки и зажигают на них небольшие костры с соломой; бабочки бросаются на огонь, обжигаются и падают, их сметают в кучки и собирают целыми четвериками. Обгорелых бабочек крепко сминают с хлебом или тестом и шариками этой смеси насаживают крючки. Рыба берет на такую насадку с необыкновенной жадностью, и очень крупная: язи, головли, лещи и даже окуни и судаки. Таким образом, в самое пустое время выходит славное и добычливое уженье. Должно заметить, что окуни и судаки на хлеб никогда не берут, следовательно вся приманка заключается в бабочках.

Вот еще достоверный рассказ, относящийся уже к птицам. По соседству от меня в одной деревушке, называющейся Коростелево, одна крестьянка подложила под курицу двенадцать кряковных яиц; утята вывелись, воспитались в стае русских утят и привыкли вместе с ними есть корм. Должно заметить, что это случай редкий; обыкновенно утята, выведшиеся из яиц диких уток, сейчас пропадают. Осенью корму понадобилось больше, и, чтоб не тратиться даром, крестьянка продала восемь утят, а двух молодых селезней и двух уток оставила на племя, но через несколько недель они улетели и пропали. На следующую весну беглецы воротились на тот же пруд и стали по-прежнему жить и есть корм с дворовыми утками. Осенью одна пара опять улетела, а другая осталась зимовать, а в следующую весну утка нанесла яиц и вывела десять утят, из числа которых я сам купил четырех. Крестьянка опять оставила пару, и потомство их совершенно смешалось и ничем уже не отличалось от русских уток. Итак, только в третьем поколении порода диких уток совершенно потеряла память о своем вольном житье; купленные же мною молодые утки, принадлежавшие ко второму поколению, еще отличались от дворовых как своею наружностью, так и нравами: они были бойчее, проворнее, как-то складнее и пугливее домашних уток, часто прятались и даже пробовали несколько раз уходить. Крылья были подрезаны.

пиноккио

Короткий боёк
В тот день мы с Иваном Федоровичем, старым охотником и моим частым компаньоном, добыли хорошую чушку и теперь при помощи веревки стаскивали ее с высокого косогора вниз, поближе к тропе.



Остановились передохнуть. Посидели на мягкой, еще теплой спине свиньи, и мой старшой вынес решение:

— Здесь уклон побольше, можно тащить и одному. Тащи один, сколько сможешь, потом поставишь распорки между ребер, а сам двигай на тропу. Я буду там, вместе пойдем к барачеку. А сейчас пойду проверю капканья на хорьков. Давно уже не смотрел.

Так мы разошлись: я отправился со своей волокушей вниз, а напарник — вдоль по косогору. Крутой склон окончился обширной террасой. Тащить стало трудно. Здесь я оставил добычу и отправился к тропе. В это время со стороны Ивана Федоровича прокатился выстрел — значит, он что-то усмотрел. Не по белке же или колонку стрелял. Иду по тропе. С косогора спускается мой напарник и вслух кого-то ругает.

— Во, щоб его огни спекли, это ж надо? Такого никогда не было!

— Что, Иван Федорович?

— Проверяю капканы. А там в одном месте у меня есть на примете хорошее дупло, уже лет двадцать. Не каждый, но через год-два ложатся. Зайду-ка, думаю, проверю.

Подхожу, как положено, тихонько сверху. Жерди, что я ставил к дуплу, сброшены. Значит, там. Но что это за пень недалеко от дупла? Его там раньше не было. А может, не пень? Но наверху — шапка снега. Значит, пень. Все внимание на дупло. Делаю несколько шагов. Что-то треснуло со стороны пня.

Взглянул, а пня нет, только ветки по соседству качаются. Потом уже на той стороне крутого ключа, в прогале, мелькнул на прыжках медведь. Я навскидку выстрелил, да зря. Во, щоб его огни спекли! Да и меня, старого дурака, заодно! На тридцать шагов, на чистом месте была такая цель — хоть рукой бери.

— А может, там в дупле другой? Ведь жерди сброшены.

— Он жерди скинул, а в дупло не полез, потому что умный.

— А почему он умный? — не унимался я.

— Потому что я его в этом дупле по осени потревожил, вот он и набрался ума, да уже с умом и пришел в другой раз. Такое бывает редко.

— Иван Федорович, а как вы его тревожили, что он от этого ума набрался?

— Значит, так. Сыну Николаю говорю: «Почисти бердану, только затвор не разбирай». Ну, он бердану вычистил, да и затвор разобрал, а при сборке боёк не довинтил. Я ружо на плечо и в лес, да к этому дуплу. Вижу — поставленные к дуплу палки сброшены, на земле лежат. Подхожу. Нацелил в дупло (а оно метра три от земли).

Кашлянул — тишина. Сломал сухой сучок — тихо. А возле дуба стоит удилище. Я его еще летом, во время корневки, приметил, когда жерди к дуплу приставлял. Беру левой рукой удилище и концом — в дупло. Вот тут он и полез. Хорошо высунулся. Я нацелил в шею — осечка.

Перехватил затвор, а он уже и грудь выставил, вот-вот перевалится. Направляю в грудь — опять осечка. Щоб его огни спекли, аж сейчас сумно! Вот тут я и побёг. Никогда я так быстро не бегал! На тропу выскочил, чувствую — не гонится. Для верности еще метров сто рысью продвинулся. Потом, к сезону, я тут ставил капканы. Зашел к дуплу.

Поставил снова палки. Ударили морозы. Выпал снег. Он пришел к своему дуплу, сбросил жерди, но в дупло не полез, царапин свежих нет. Подошел к гнилому пню, вырыл в нем глубокую ямку, насыпал туда мусора, сел в нее, как в бочку, погрузившись до половины. Лапы, чтоб не мерзли, спрятал между ног, нагнул голову и решил так, сидя, зимовать. На горб ему падал снег, таял, замерзал, образовав белую ледяную шапку. В этом дупле он, наверное, часто зимует, поэтому так не хотел от него уходить. Может быть, в нем и родился.

Приставленные к дереву, палки мешают медведю по нему лезть, поэтому он их и скидывает. А вот сейчас он палки сбросил, а в дупло не полез. Почему? Потому, что хотел меня обдурить. И обдурил — добрую дулю мне поднес. Ты вот книжки читаешь, а такого нигде не написано.

— Да, Иван Федорович, такого я нигде не читал. Настоящая история для рассказа, очень занимательно.

пиноккио

Ушастый хитрец
Приехав к родителям из Курска в село Старшее, я непременно на следующий день собрался пойти на охоту, но, как это часто бывает, погода преподнесла свои сюрпризы.


Приехав к родителям из Курска в село Старшее, я непременно на следующий день собрался пойти на охоту, но, как это часто бывает, погода преподнесла свои сюрпризы. Уже к вечеру поднялся сильный порывистый ветер и пошел мокрый снег с дождем, температура около нуля.

У нас, охотников, надежда всегда умирает последней, вот и я надеялся, что погода завтра наладится. Ожидания оправдались, но частично: ветер немного стих, а снег с дождем шел периодически. Погода для охоты, мягко говоря, была неблагоприятной, но желание побродить с любимой собакой Дингой (русская гончая) перебороло все невзгоды.

И вот мы уже за околицей деревни. О следах, даже старых, и речи быть не может, но надежда на удачу еще больше побуждает к действию. Исследовав заброшенный свинокомплекс (точнее то, что от него осталось) и прилегающее к нему поле с бурьяном, не находим ни одного следочка, даже торные лисьи, и те засыпало. Решаю спуститься в болото и поискать лисичку: быть может, в лозе найдутся хоть какие-нибудь следы. Но и там пусто. Стрелки часов предательски подбираются к 12:00, а мы еще не видели никого, кроме сорок, снегирей и щеглов. Я решаю пройти лозой и подшуметь, помочь моей Динге поднять зверя. Но и это результатов не дает, возможно, сегодня из-за непогоды лисы все в норах. Переходим через реку Сев к другой деревушке, там за огородами всегда держится заяц.

Пройдя немного, не верю своим глазам, когда вижу хвост своей собаки, который вращается как волчок. В такие моменты на душе становится теплее. Подхожу ближе, вижу ямочки на снегу – след косого. Собака, заскучавшая по следам, начинает поиск, но ей очень тяжело: запаха нет. Я ей помогаю. След приводит на луг к небольшому бурьяну. Здесь мы видим заячий малик. Сделав круг и найдя выходной след, поправляю собаку. След петляет по лугу между кочками и кустарником ивняка. Метров через 500 первая скидка. Тропить тяжело даже мне, не говоря уже о собаке; след практически не виден, много раз мы его теряем, но не все удается выправить: через 150-200 метров след обрывается. Вот я, следопыт, не заметил сдвойку! Возвращаюсь и продолжаю поиск. Обнаружив след, снимаю ружье и, медленно проходя между кочками, осматриваю окрестности, заяц может быть где-то рядом. В такую погоду он лежит крепко, да и охотник идет неслышно.

И вот боковым зрением я замечаю ме**** в двадцати движение. Секунда – и ружье у плеча. Заяц, прижавшись к земле, мелькает между кочками. Поводка, выстрел – и косой прячется за пригорком.

Неужели промах?!

Кажется, одним прыжком преодолеваю расстояние до места выстрела и с досадой понимаю, что я промахнулся. Прохожу по следу – крови нет. Тем временем мой помощник в азарте заливается лаем. Вот он, долгожданный гон! Времени на огорчение нет, надо занять хорошую позицию – может быть, еще не все потеряно. Минут через 20 слышу по голосу, что собака скололась, но такое почти невозможно: ни одного следа. И здесь закрадывается надежда: значит, подранок. Иду на лай. Невероятно! Моя Динга стоит по брюхо в воде и лает, а на противоположном берегу выходной след зайца.

Он выскочил на тонкий прибрежный ледок и переплыл реку шириной метров около 7-8 и был таков. Собака, выскочив на забереги льда, провалилась и не пошла через реку. Я был очень удивлен, в моей практике не было ничего подобного. Но не все потеряно! Взяв собаку на поводок, решаю перейти реку прежней дорогой и поставить ее на след, а заяц между тем успокоится и ляжет.

Минут через 15 я уже у следа, собака нетерпеливо скулит, учуяв след. Гон продолжается, но спустя 10 минут опять скол. Мысленно ругаюсь на работу собаки и в спешке иду к ней. И вот какая картина предстает моему взору. Моя собака мечется по берегу этой же реки, но в другом месте. Распутав следы, вижу, как заяц спрыгивает со льда в воду и, переплыв реку, не вылезает на прибрежный лед, а проплывает между камышом.

Я не верю своим глазам: через реку вплавь – ай да косой!

День клонится к вечеру, и я, взяв собаку на поводок, решаю возвращаться домой. Идя по дороге, в душе я даже обрадовался, что не убил и не ранил зверька. Пускай живет и продолжает свой род умный и находчивый заяц. Побольше бы таких хитрецов, тогда и охоты будут интересными и незабываемыми, как эта. А своего зайца я с Дингой добуду в следующий раз. Вот такая история.

пиноккио

Благодарность
Резко повернувшись, я увидел тетерева, который, пролетев немного по прямой, стал делать свой знаменитый вираж. Ружье в плече, упреждение полтора метра, выстрелы.


Мирно и приятно протекает с трудом выбитая у начальства неделя отпуска в небольшой деревеньке Деревенское, в которой безумно красиво, а по вечерам так тихо, что аж в ушах звенит. Вот уже и пятница подошла к концу.

Сижу и вспоминаю, как же прошла эта неделя, сколько за это короткое время было охот. И зорьки, и вечерки охоты на уток, и засидки на кабанов, и «тихая охота» за грибами – все оставило в душе благодарность. Благодарность «хозяину» лесов и полей за предоставленные трофеи, и матери-природе – за позволение прикоснуться к ней, увидеть, услышать то, чего не видят не охотники. Все, остался последний завтрашний день, и мне хочется провести его весь без остатка на охоте. Решаю с утра пройтись по охотничьим местам, которые радовали меня всю эту неделю.

Проснувшись еще до будильника, с какой-то тоской об уходящем пошел пить чай. Приготовил небольшой термос, сделал пару бутербродов, взял свой старенький, оставшийся от деда ИЖ-58 и выдвинулся. Оделся я легко, так как собирался ходить много: термобелье и легкий камуфляж. Утро встретило свежестью, небольшим ветерком и лучами теплого солнца. Я шел не торопясь, смакуя каждую минуту, получая удовольствие от всего, что меня окружало.

Первым делом решил дойти до дальних канав – местные называют их «Гарищи». До них было около трех километров. Пройдя четверть пути, я заметил изменения в природе: ветер стал сильнее и порывистей, солнце затянулось откуда-то набежавшей тучей. Но каждый знает, что вышедшего на охоту такая мелочь не останавливает. Вот и я, надеясь на встречу с утками, прибавил шагу, стремясь попасть на охотничье место. Когда я прошел около половины пути, ветер усилился, стал холодней, начался дождь, и не какой-нибудь осенний, моросящий, а самый что ни на есть ливень. Одежда моментально промокла, но термобелье спасало – не давало охладиться телу. Минут через двадцать я понял, что дождь зарядил надолго. Заболеть мне не хотелось, и я вынужден был возвращаться домой. Тут я встал перед выбором: либо идти обратно по дороге, что и легче и быстрее, либо свернуть право и пройтись по полю в надежде встретить тетерева. Поле это было интересно тем, что кто-то в прошлом году посередине выкосил траву на сено, и теперь на этом месте колосилась семенами трава, похожая на зерно. Я развернулся и пошел по краю поля. Ветер сильно дул в правый бок. Пройдя метров двадцать, я услышал оглушительное хлопанье крыльев и увидел, как слева взлетел тетерев. Я вскинул ружье, прицелился, но не смог мокрыми руками снять крепкий как назло предохранитель. Чертыхаясь, я присел и наконец-то снял ружье с предохранителя. Что ж, делать нечего, нужно идти дальше.

Прошел полполя – птиц больше не встретил. Дождь колотил сильнее и сильнее. И вдруг опять глаз уловил движение справа. Резко повернувшись, я увидел тетерева, который, пролетев немного по прямой, стал делать свой знаменитый вираж. Ружье в плече, упреждение полтора метра, выстрелы. Перебив петуху крыло, свалил его на скошенную траву. Бегом, не помня себя от радости, я побежал к тетереву. Тот пару раз подпрыгнул, махая целым крылом, и дался в руки. Повезло! Я уже и не надеялся на удачу. Ведь как чаще всего бывает: всего один раз за охоту попадется дичь, и если прозевал, то не надейся на повтор. Немного успокоившись, перезарядился и пошел дальше, срезая угол поля против ветра. И вот опять чудо (от неожиданности я даже немного замешкался): опять вылетел мокрый тетерев и стал стремительно удаляться без всяких кульбитов по прямой от меня. ИЖ-58 удобно занял место в плече, мушка накрыла птицу, и после первого выстрела она рухнула на траву. Я подбежал и поднял петуха. Он был молодой, на голове и шее еще были коричнево-желтоватые перья, а так он был весь черный, с сизым отливом в синеву, на хвосте уже угадывалась лира, которая так ценится трофейщиками. От пережитого руки у меня дрожали, и в этот момент я не чувствовал холода. Душа переполнялась благодарностью природе за то, что подарила мне эти прекрасные минуты. Достав из кармана последнюю сигарету, я присел и, спрятав ее в ладони от дождя, жадно закурил. Дождь лил по-прежнему, ветер дул в спину, а я сидел такой радостный и счастливый, что мне все было нипочем.

Как всегда улыбаясь, меня встретил дедушка. Поинтересовался, что это я так рано вернулся, а увидев трофеи, засмеялся и сказал свои коронные фразы: «Охота пуще неволи» и «Ну, давай-давай, заходи в дом и быстро переодевайся». Я переодевался, а на кухне уже хлопотала бабуся, ощипывая петухов. Потом, как всегда, они с дедом слушали мой рассказ о том, как я их добыл. В душе царили и радость, и тепло, но более всего – б л а г о д а р н о с т ь.

пиноккио

Как разрывалась сталь


Лохматый давно уже мечтал о новом ружье, но покупку, то и дело приходилось откладывать. То в машине что-нибудь сломается, то детишек перед школой одеть надо, то еще что-нибудь. Да мало ли забот у женатого человека! А на зарплату простого шофера, учитывая нынешние цены, особо не разгуляешься. Новое ружье хотелось не из прихоти – просто старенькая курковка-горизонталка 16 калибра уже не раз давала осечку.

За пару недель до Нового года жена сказала Андрею (так звали Лохматого), что ему надо срочно идти в милицию, так как на семейном совете было решено подарить любимому мужу и отцу ружье.

В предпраздничной суете время пролетело незаметно. И вот третьего января Лохматый со своим новеньким ИЖ-27 отправился на охоту.

Пока тряслись в УАЗе-буханке по лесной дороге, мужики подшучивали: «Берегитесь! Лохматый сейчас из нового ружья всех лосей перестреляет», «Лохматый, а патроны 12 калибра не забыл?», «Лохматый, смотри, тебе ведь ружье бракованное подсунули – без курков!»

За разговорами и дружескими подколами время пролетело незаметно. Когда прибыли на место, то по сложившейся традиции стали тянуть спички. Целая – будешь на номере мерзнуть, обломанная – загонщиком пойдешь. Андрей вытянул обломанную спичку и, теша себя воспоминаниями, что, бывало, и загонщики лося стреляли, встав на лыжи, пошел вслед за всеми.

В назначенное время раздались выстрелы – загон начался. Стрельнул и Андрей. Новое ружье приятно ударило в плечо. Из трухлявого березового пня, ме**** в тридцати, полетели щепки. Первый выстрел… Инжектор выплюнул стреляную гильзу, и Андрей, вставив новый пулевой патрон, пошел вперед.

Каждый, кто хоть раз был в загоне, непременно надеялся, что лось или кабан выйдут именно на него. Об этом думал и Андрей, идя по молодому сосняку. Вдруг краем глаза он заметил движение слева от себя. Лось, прячась от загонщика, уходил по окопу, оставшемуся со времен Великой Отечественной войны. Над сугробами возвышалась только шея и голова с необыкновенно красивыми рогами. Не раздумывая, Андрей прицелился в шею и выстрелил. От отдачи его отбросило в сугроб. В ушах стоял звон. Немного придя в себя, Андрей увидел, что от верхнего ствола остались одни ошметки…

Лось ушел. Долго потом мужики спорили, как такое могло случиться. Строили самые разные версии. Вспоминали, как из-за набившегося снега стволы раздувались, а некоторые и лопались. Но, поспорив, все дружно сошлись на том, что стволы разорвало, так как Лохматый за ружье не проставился…

А если серьезно, то там, где Андрей стрелял первый раз, отыскали гильзу, в которой не оказалось бумажного гнезда, куда вставляется капсюль. Видимо, патрон оказался бракованным, и при выстреле это гнездо застряло в канале ствола. Пороховым газам было некуда деваться, и ствол разорвало. Фотографироваться со своим новый ружьем, пришедшим в негодность, Андрей наотрез отказался.

С тех пор прошло уже несколько лет. Андрей все так же охотится со своей старенькой курковкой и мечтает о новом ружье…

пиноккио

На охоте
Мне было лет шесть. Я уже вырос (во всяком случае так решил отец), и меня одного с покоса отправили в деревню за продуктами. В телегу запрягли умную старую лошадь, не забыв покрепче завязать супонь и чересседельник, дабы в дороге не развязались. До деревни было всего верст пять-шесть.
Усевшись поудобнее на охапку свежей травы, я в приподнятом настроении тронулся в путь. Там, где позволяет дорога, еду рысью, но больше шагом. Торопиться мне некуда, про себя решил я. Неожиданно впереди телеги, словно из-под земли, появилась большая серая собака. Дамка, Дамка! закричал я, используя самое распространенное у нас собачье имя. Я ожидал, что собака завиляет хвостом, начнет ластиться, но этого не случилось. Остановившись ме**** в десяти от дороги, пропуская мою телегу мимо, она с недобрым любопытством рассматривала меня и мою лошадь. Я, в свою очередь, рассматривал ее: необыкновенно тощая, с боками, похожими на стиральную доску, с отвислыми сосками, со злым взглядом исподлобья она вызывала во мне с**** и чувство брезгливости. Нет, это не собака, а скорее волчица, соображал я детским умом и стал понукать лошадь. Волчица пропустила мою телегу, вышла на дорогу и, присев на задние лапы, тяжко зевнула, широко раскрыв пасть с длинным, узким языком, скорее желтого, чем розового цвета. Посидев с полминуты, она тихой трусцой побежала следом за мной. С**** быстро овладел мною. Сперва заныли, отяжелели ноги, потом затряслись, стали плохо повиноваться руки, а голос сделался сиплым, совсем не моим. Скорее бы деревня! Я снова стал понукать, хлестать вожжами коня, но старая кобыла, как назло, никак не реагировала на мои старания. Вскоре волчица догнала нас и, не спуская глаз с меня и телеги, семенила за нами легкой рысцой. На свое счастье именно в это время я услышал позади стук колес и топот копыт. Оглянувшись, я увидел седока за мной ехал приятель отца Елисей Волгин. Теперь волчица была мне не страшна. Она тем временем остановилась, с неприязнью поглядывая то на мою, то на другую телегу. Потом рванула с места и большими прыжками стала уходить в сторону пропащего двора огороженного места, куда со всей деревни свозили павших и замерзших животных. Здорово, парень, тебе повезло, кричит мне Елисей Вениаминович. Учуй кобыла волчицу, она разнесла бы тебя вдребезги! Выходит, что и лошадь приняла волчицу за собаку. С**** долго сопровождал меня, особенно ночами, когда я просыпался и представлял себе волчицу, гнавшуюся за мной.

пиноккио

Волк
О волках нынче мало слышно, а вот в первые годы после войны много их было. Я помню случай, который взбудоражил людей целого района. Произошло это в небольшом лесном поселке. Жителей там немного оставалось, леса в округе вырубили и рабочие разъехались кто куда. Лесник да несколько местных мужиков только и остались. У каждой семьи крепкое хозяйство и баня у речки. Однажды помылась мамаша с дочкой в бане и пошла домой, а дочку оставила постирать кое-чего по мелочи.
Тринадцатый год ей шел. Прошло довольно много времени, дочки все нет. Родители забеспокоились и пошли ее проведать. Было уже темно. Ребенка не было. Отец-то девочки охотник был, увидев рядом с тропинкой волчьи следы, сразу заподозрил неладное. Схватил ружье, в воздух стал стрелять, потом встал на лыжи и пошел по следам. Да что толку ночью-то. Утром мужики ходили по следу, фонарь керосиновый нашли недалеко от поселка и один валенок. Мать поседела с горя!..
В наших краях, на Печоре, волки водились всегда. Где стадо оленей, там и они, но чтоб на человека напасть такого старики не помнили. Начальство районное забеспокоилось, яду выдали охотникам. Вертолетов, чтоб волков с них стрелять, тогда еще не было.
Я сам в детстве встречался с волком нос к носу. В школу ходил в село за три километра и во вторую смену. Зимой домой возвращался всегда в потемках. Как-то перед новым годом пурга бушевала и дороги все перемело. Бреду домой после уроков, немного не дошел до крайней избы, и тут собака выскочила на дорогу. Обрадовался: дедков Шарик меня встречает, и свистнул. Шарик развернулся, перемахнул через изгородь и растворился в темноте. Это был волк...
Повзрослев, не раз пытался добыть волка, но не вышло. Окончив десятилетку, купил мел-кашку ТОЗ-16. Тогда это просто было, тем более на севере.
Охотников настоящих в нашей деревушке, считай, никого не было. Из мужиков: инвалид войны безногий, я несмышленыш да дед мой. Мамаша в то время конюшила семнадцать лошадей было в колхозе. Поздно осенью одна из лошадей пала. Не помню уж, какую болезнь определили ветеринары, только велели тушу закопать или сжечь. Вот дед-то меня и научил: разрубить тушу на куски и перетаскать на болото, на задах деревни. Привада, мол, для волков лучше не придумаешь. И точно... К концу зимы они такую тропу вытоптали без лыж можно ходить. Но мне ни разу не удавалось их увидеть.
В марте морозы спали, день выдался пасмурный и теплый. Рано утром я шел на болото капканы снимать и тут увидел волка. Сидит и на меня смотрит. Выхватил винтовку, прицел на сто метров поставил, а он уже отбежал. Выстрелил второпях. Попала пуля куда-то в зад. Три раза успел выстрелить, пока волк не скрылся в кустах.
Встал на след, шерстинки есть и кровь видел надо преследовать. Тяжело идет, задняя нога волочится и проваливается в снегу. Однако волк, учуяв погоню, спустился на реку...
Наутро отправился его искать. Дошел до реки и стал вниз идти по льду. Идти легко, ночью подморозило маленько. Винтовка наготове, только бы показался... Не помню, сколько прошел, как из-за поворота выскочил волчище и кинулся мне под ноги. Опешил я... Выстрелил, но промазал. Пока перезаряжал, он уж за поворотом скрылся. Ушел!..
В начале лета колхозный пастух его отстрелял. Отощал уж, силы . не хватило теленка зарезать.

пиноккио

Случай на охоте


Лес просыпается. Лучи солнца пробиваются сквозь развесистые кроны дерев и падают на густую, ещё росистую траву. Предвещало погожий день. Уже несколько часов я и мои друзья Николай и Василий пробираемся сквозь заросли малинника в направлении болота, покрытого валежником и молодыми хвойными деревцами. Горим желанием встретиться с хозяином этих мест – медведем, который нет-нет да и повстречается с жителями округи.
Ружья наши заряжены и мы держим их на изготовке. Идём на расстоянии видимости, иногда, правда, теряем друг друга из виду. Неожиданно в малиннике передо мной вырастает медведь. Размышлять некогда, вскинул ружьё, стреляю в его голову. Выстрела нет. Медведь одним взмахом выбивает ружьё из моих рук. Удар был неожиданным и татой силы, что я
очутился среди кустов на поляне. Встав на задние лапы, медведь пошёл на меня. Вспоминаю о ноже, не могу расстегнуть чехол. Зверь уже рядом. Пасть его раскрыта. Издав свирепый рык, он наваливается на меня. По-видимому со с****у я сую свою правую руку в раскрытую пасть медведя, хватаюсь за его язык и сильно сжимаю его. Медведь затихает, но тут же лапами цепляется за мою одежду. Я ещё сильнее сжимаю его язык. При каждой
попытке медведя разобраться со мной, я сильно сжимаю его язык и он усмиряется.
Звать на помощь! Да боюсь своим криком принудить зверя на более решительные действия. Мы с медведем так и продолжаем заниматься своими упражнениями. Внезапно прогремел выстрел. Это Василий, оценив моё положение, выстрелил медведю в ухо.
Медведь застонал и рухнул к моим ногам. Моё противостояние медведю закончилось!
Долго я приходил в себя, а помятую руку выхаживал около трёх месяцев.

пиноккио

Как мы собаку забыли.
Поехали мы значить на охоту, на барсука. в составе 3х человек. С нами был кобель таксы по кличке Барсик. отохотились, добыли двух барсуков, дошли до машины, всё погрузили, барсуков в багажник, сели и поехали. Едим разговариваем, уже почти до дома доехали.я гляжу что барсика нет и спрашиваю:
-а где барсик?
все:Ёлки палки мы его на норах забыли.
развернулись поехали обратно. приехали, а он возле норников сидит и обиженно на нас смотрит.

пиноккио

Бешеный заяц
Когда я получил права на оружие, то сразу купил путевку на зимнюю охоту, и стал к ней готовится! И вот открытие охоты я с гончей собокай "рексом" идем вдоль лесополосы, следы есть и свежие, но ни одного признака на ляжку! Проходли я так пол дня, и встал отдохнуть, а собака легла в 5 м от меня! Я присел достал термоз, чтобы налить чай и согрется! И тут я слышу выстрел, и спутя 5 минут между мной пробегает заяц! Я даже не успел ничего сделать, а собака посматрела на меня как буд то сказал"ну и что это было!!